горы своротит. Нет, они давали деньги только под проекты, которые неминуемо приносили бы прибыль, пусть небольшую, даже скорее небольшую, чем сумасшедшие проценты годовых.
— Подожди, — я перебил, не выдержав: — А много вот таких «консерваторов» в нашем городе вообще?
— Не знаю, но людей состоятельных у которых Артур мог бы взять взаймы полста тысяч — да, пару десятков я бы назвал. Они не светятся, нет, но по именам назвать может даже ОБХСС. А вот поделать, — он улыбнулся тихо, — ничего. Не подкопаешься. Все по закону.
— Но никто из них не дал, — он кивнул. — А почему бы не попросить одного, другого, третьего?
— Кажется, пытался. Но тут как — все люди одной веревочкой связаны, потянешь за конец, и как гирлянда засветятся. Не будут давать большую сумму, хоть разом, хоть по частям.
Я почесал затылок. Сложные отношения, непонятные.
— Но вообще деньги давали кому-то? Кооператорам, например?
— Редко. Только по мелочи и на небольшой срок. Скажем, пекарне, вот, той, что открылась в прошлом месяце, ее владелица получила как раз от этого клуба пикейных жилетов, назовем его так. Не знаю, сколько именно, но не так и много, могла бы в банке взять, вот только мороки не оберешься, сам знаешь. Хотя процент куда ниже.
— Артур на какой срок взял? Ну, хотя бы прикидкой.
— И так понятно, на полгода. Он в августе брал, правда, сразу дело с «варенкой» открыть не случилось, пришлось долго переговариваться с «Рабочей одеждой». Кто же мог знать, что они нас так кинут.
— Подожди, — главбух стал говорить с пятого на десятое, я перестал понимать его слова. — Давай так. Объясни по порядку и про жилетов и про того, кто дал в долг.
Он кивнул. Рассказал следующее: шеф загорелся идеей создания качественной «варенки» давно, еще с начала прошлого года, но материала подобрать никак не мог. Пока его не сосватали с поставщиком «Рабочей одежды». Те не сразу, но нашли общий язык, предприятие согласилось поставлять не в магазины джинсовые брюки, а напрямую нашему ателье. А мы их уже перерабатывали, вешали «Монтану» или «Левайс» на готовые джинсы и продавали, получая несколько тысяч процентов прибыли. Все шло хорошо, покуда сама «Рабочая одежда» не продавила у министерства легкой промышленности возможность самой штамповать злосчастную «варенку». Хотя… судя по тому с какой скоростью та появилась на прилавках, скорее всего, предприятие уже находилось на финальной стадии договоров, возможно, получило и артикулы и вот только немного подзадержалось с выпуском. Ну а руководство получило и премии за продажи и взяток уйму.
Пикейные жилеты не поддержали Артура, возможно, они были куда лучше осведомлены о закате частной «варенки», но по какой-то причине шефу решили не говорить. Может, не знали, но в силу своей консервативной дальновидности, понимали, что рано или поздно в нишу вломится государство и выдавит всех разом. Так и случилось. Артура же переубедить, вероятно, оказалось невозможно. Жилеты решили, что он поймет это сам, вот только не понял. Решил пойти ва-банк…
— Но кто же тогда мог дать денег и выставить такие условия? Кстати, уточни условия.
— Как я понимаю, на полгода с возвратом четверти миллиона. Артур не успел. — Я присвистнул.
— Ничего себе пять процентов годовых в Промстройбанке. Кто же мог одолжить… постой, а за что же тогда шефа грохнули? Не успевал в срок, ну что же, подождать месяц-полтора, пока продаст машину, дачу, обегает знакомых, чтоб собрать эти недостающие девяносто…
— Вот и я не знаю. Он все решил сам, сам договорился, сам получил, сам отдавал. Никто не был в курсе, никто, даже я, — голос сорвался. — Артура я знаю, как никто, да что там, я… даже подумать не мог, что он подпишется на такие условия.
— Какие? Ты про убийство?
— Про процент. Убийство… не знаю, вот этого я не понимаю. Но ведь к нам никто не приходил, не угрожал, не заставлял платить ателье. Долг будто исчез, обнулился смертью всей семьи Артура. Тут как подгадали…
Он замолчал надолго. Я тоже никак не мог подобрать слов. Потом все же произнес вполголоса:
— Думаешь, один и тот же человек?
— Очень может быть.
— И кто?
— Главный инженер «Асбеста».
Глава 8
— Ковальчук Игорь Андронович? — Ольга впилась в меня глазами. — Да нет, не может быть. Хотя… нет, не может. Что он еще рассказал?
— Он много о чем, — продолжил я пересказ диалога с бухгалтером. — Но, солнышко, сама посуди, если это…
— Ты лучше дальше расскажи, все целиком. А уж тогда выводы делать будем.
— Постой, — я как-то не сразу понял, куда она клонит. — Так про клуб заимодавцев ты знаешь?
— Слышала, — уклончиво ответила она. — Давай продолжай. Иначе не возьму в домик у моря. Будешь тут с Михалычем куковать, дожидаясь конца столетия.
Мы сидели на привычном месте, на лавочке между телефонами и детской площадкой. Вечерело, теплый апрельский ветерок навевал грезы о наступавшем лете, пахло черноземом и прелью, пахло подступающей весной — птицы все никак не могли напеться, дети наиграться, будто высвобожденные из неведомого плена, они все кричали, и птицы, и дети, и носились, не желая успокоиться до завтра. Мы сидели, горячо обсуждая услышанное, я ведь не первый раз приставал к Фиме, а теперь только он заговорил. В конце апреля его отстранили от работы, но пока еще не арестовывали даже, просто отправили под подписку о невыезде, все понимали, против бухгалтера готовится дело, активно, спешно, но приходившие дознаватели не говорили с ним ни о чем, кроме нашего шефа. Он сам понимал все, с самого начала, наверное, понял, а потому больше молчал со следствием. И вот только со мной.
Ну а нашу контору, да, ее собирались прикрыть. Доход она пусть и приносила, но дело-то не в этом, в принципе. Все руководство виделось замешанным в чем-то грязном, в некой немыслимой для социалистического хозяйствования афере, которую надо выкорчевать, пока еще не поздно, пока еще не разрешили всем и вся пользоваться именно такими методами для обогащения и процветания — опять же, чужими, не нашего образа жизни словами описывая картинку недалекого будущего, в которое мы вкатывались, вся страна в едином порыве, как бронепоезд, сорвавшийся в пропасть, чьи пассажиры вынуждены, волей-неволей, считать пролетающие кочки и камни, не в силах ничего изменить.
Так и с ателье. Прокурор очень торопился измазать Артура в грязи, покуда все то, что он совершил, не перестало считаться противозаконным. Слава богу, он не закупал тряпки за границей, не думаю, что валютную расстрельную статью отменят так скоро, как все прочие. Наша граница, да она будет держаться до последнего.
Но раз главного фигуранта дела не было,
